Он сломал позвоночник и теперь проводит остаток жизни, лёжа на кровати и вперившись взглядом в окно, через которое не видно ничего, кроме неба. Единственное, что может НЕБОГЛЯД – дотянуться рукой до тумбочки. На ней лежит много книг, но он чаще берёт фотокарточку и подолгу её разглядывает. При этом многажды напевает одну и ту же строку: «Облаком, сизым облаком...» Вскоре он машинально начинает варьировать на тот же мотив: «белочкой, рыжей белочкой; песнею, серой песнею», скатываясь до всё большей бессмыслицы и заканчивая полной звуковой абракадаброй типа «висликом, путым висликом» и т.п. Тем временем в комнате периодически возникает СИДЕЛКА и протирает пыль на мебели влажной тряпочкой. При этом в параллель с Небоглядом она бормочет строчки из другой песни: «Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж». Наконец, она обращается к лежащему.

СИДЕЛКА. Рассказывай.

НЕБОГЛЯД. Ты же сама видишь: ни облака. Даже книгу читал.

СИДЕЛКА (разведя руками). Август. И зной.

НЕБОГЛЯД. Июль был лучше. Много облаков. Впрочем, для неё погода не имеет значения. В зной её Исландия может оказаться единственной. А в облачный день она может вовсе не появиться.

СИДЕЛКА. Бывает и наоборот.

НЕБОГЛЯД. А бывает и как-то иначе.

СИДЕЛКА. Как?

НЕБОГЛЯД. Не знаю. Но всё всегда существует так или эдак, или как-то иначе. Человек может быть живым, может мёртвым, а может Небоглядом. Или женщиной на облаке.

СИДЕЛКА. Ты думаешь, она человек?

НЕБОГЛЯД. А сходство?

СИДЕЛКА. Оборотни тоже с кем-то схожи.

НЕБОГЛЯД. Она не оборотень. Вот она. (Показывает фото).

СИДЕЛКА (скептически). Ну это, знаешь ли...

            Пауза.

НЕБОГЛЯД. Ты меня к ней по-прежнему ревнуешь?

СИДЕЛКА. Ревную? Ты думаешь, я человек?

НЕБОГЛЯД. Кто же ты?

СИДЕЛКА. Я сиделка. У людей есть имена.

НЕБОГЛЯД. У тебя было имя.

СИДЕЛКА. Было-сплыло.

НЕБОГЛЯД (повышая голос крещендо, под конец срываясь на крик. При этом его руки смешно жестикулируют фотографией). У тебя было имя. Есть имя. Но я никогда не назову тебя по имени. Я его забыл. Оба имени забыл. Твоё и моё. Я помню лишь одно, одно-единственное имя. (Терзая фото). Это! Это! Это!

СИДЕЛКА (она всё время пыталась усмирить его руки нежным поглаживаньем, и вот ей удалось). Успокойся, мальчик мой, и не ври. Уж если наших имён мы не помним, то её – тем более. Но Бог с ними, с кличками, ведь чувства-то ещё не стёрлись?

НЕБОГЛЯД. Они сломались, как позвоночник. Лежат на кровати – и смотрят в пустое синее небо.

СИДЕЛКА. Жаль, что мой позвоночник цел. Я-то тебя не... Но ты не должен думать о таких пустяках. У тебя новый роман. С этим оборотнем на Исландии.

НЕБОГЛЯД (смеясь). Ну, это очень старый роман!

СИДЕЛКА. Ты всё путаешь. Ладно. Положи её на тумбочку и поспи. (Берёт из его рук фото и кладёт на тумбочку).

НЕБОГЛЯД. Не проспать бы её.

СИДЕЛКА. Сейчас только час дня. Так рано она не прилетает, ты же знаешь. Хочешь поесть перед сном?    

НЕБОГЛЯД. Спасибо, девочка моя, я не голоден.

СИДЕЛКА. А попить?

НЕБОГЛЯД. Тоже нет. Разбудишь меня через два часа?

СИДЕЛКА. Хорошо.

НЕБОГЛЯД. Наклонись. (Сиделка наклоняется, и Небогляд гладит её по голове). «На улице свет, а улицы нет. На улице дождь – и улица сплошь...»

СИДЕЛКА (мурлыча от ласки, продолжает его стихи). «Где темень и дождь,-- там улица сплошь!»

НЕБОГЛЯД (резко, почти нервно). Иди и разбуди меня в три!

СИДЕЛКА (уходя, напевает). «Облаком, сизым облаком...»

НЕБОГЛЯД (засыпая, напевает). «Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж...»

                                  Затемнение. Через некоторое время – стук в дверь.

ГОЛОС СИДЕЛКИ. Тук-тук!

НЕБОГЛЯД (просыпаясь и сразу включаясь в игру). Ты кто?

ГОЛОС СИДЕЛКИ. Сезам. А ты кто?

НЕБОГЛЯД. Сим-Сим.

ГОЛОС СИДЕЛКИ. Сим-Сим, откройся!

                                  Свет. Дверь открывается, и в комнату, широко улыбаясь, входит

                                  СИДЕЛКА.

НЕБОГЛЯД. А я так сладко поспал...

СИДЕЛКА. А я так за тебя рада...

НЕБОГЛЯД. Абсолютно чистое небо. Скучища.

СИДЕЛКА. Почитай.

НЕБОГЛЯД. Не хочу.

СИДЕЛКА. Давай я тебе почитаю.

НЕБОГЛЯД. Не хочу.

СИДЕЛКА. Давай поиграем в города.

НЕБОГЛЯД. Бужумбура!

СИДЕЛКА. Антананариву!

НЕБОГЛЯД. Уагадугу!

СИДЕЛКА. Улан-Батор!

НЕБОГЛЯД. Рейкьявик, девочка моя, Рейкьявик! Убирайся в свою комнату, родная, она плывёт!

СИДЕЛКА. Ухожу, ухожу...

   За окном ничего не видно, оттуда не доносятся никакие реплики. Однако Небогляд       

   явно с кем-то разговаривает...

НЕБОГЛЯД. Да, я сочинил новые стихи. Но они слабоватые.  Всё равно прочту, конечно... Такие вот: «Чудес с высоты не видят кроты, но часто стрелой летят под землёй. Ах, чёрной стрелой – под чёрной землёй!» Тебе понравились? А я что-то морщусь... Прилетай завтра: я что-нибудь тебе посвящу... (Возбуждаясь). Но почему, почему это не от тебя зависит? У тебя что, шеф или босс? Ты же вольная птица. Села на своё облачко – и пари ко мне! Кстати, почему оно в форме Исландии? (Нервничая). Но почему, почему ты не отвечаешь ни на один мой вопрос?  Да кто ты, в конце концов? Фея? Оборотень? Женщина? (Долго слушает, после чего говорит совершенно спокойно). Да, конечно, достаточно того, что ты меня любишь. Но ты не можешь спуститься ко мне... Когда-нибудь я поднимусь к тебе? Это когда умру, что ли?.. То есть как – не обязательно? При жизни я уже не смогу подняться даже с кровати... То есть как – вру? А-а-ай!

Внезапно он вскакивает с кровати, как ужаленный, и начинает дёргаться в супербыстром ритмичном танце, который сменяется плавным вальсом. Он кружится, протянув руки к окну, словно обнимая ту, невидимую... Но танец заканчивается, и Небогляд снова ложится в кровать. Он снова прикован.

НЕБОГЛЯД (зовёт). Девочка моя!

Тотчас появляется СИДЕЛКА.

СИДЕЛКА. Улетела?

НЕБОГЛЯД. Да. Мы танцевали. Представляешь: я встал с этой кровати, отплясывал какое-то жуткое диско, а потом мы танцевали вальс.

СИДЕЛКА. Бедняжка.

НЕБОГЛЯД (он задет). Не веришь?

СИДЕЛКА. Нет. И не будем говорить об этом.

НЕБОГЛЯД. Но попробуй: у меня рубашка взмокла!

СИДЕЛКА (пробует). Хорошо, я поменяю. Ты, кажется, сказал «Рейкьявик»? Коацакоалькос!

НЕБОГЛЯД (выдерживает долгую паузу и произносит почти обречённо). Севастополь!

                                                           2.

Кухня в квартире Виталия Франтова. Просматривается холл с телефоном на высокой тумбе. У плиты хлопочет СВЕТЛАНА, а сам ФРАНТОВ (ему лет под 40), сидя за столом, нарезает овощи.

СВЕТЛАНА. Поехали отдыхать в Севастополь. Там у меня дядя.              

 ФРАНТОВ (хрустя капустной кочерыжкой). А в Коацакоалькос ты не хочешь? Там у меня друг-индеец. С пером в голове и со связкой стрел на заднице.

СВЕТЛАНА. Где это – Коацакоалькос?

ФРАНТОВ, А индеец его знает! То ли в Мексике, то ли в Чили. Где-то там, короче.

СВЕТЛАНА. Так мы не поедем в Севастополь?

ФРАНТОВ. Завтра же. Вот только Генку проводим...

СВЕТЛАНА. Может, и нам умотать в Лос-Анджелес?

ФРАНТОВ. Нет, родная, Лось-Анджелес не для меня. Мне и тут хорошо. У меня здесь корни.

СВЕТЛАНА. Ты же сирота.

ФРАНТОВ. Духовные корни, глупка! Ни в какой Аж-мерике я бы не посвятил тебе свои гениальные шестистишия.

СВЕТЛАНА (отрывается от плиты, подходит к Франтову и прижимается к нему). Прочти какое-нибудь. Только прижми меня покрепче и читай нежным-нежным голосом.

ФРАНТОВ (нежным-нежным голосом). «Есть дно у глубин, есть пик у вершин. А мне-то нужна – без пика и дна, что глубже вершин, что выше глубин».

СВЕТЛАНА. Боже, как я хочу в Коацакоалькос! (Возвращается к плите, а Франтов продолжает резать овощи). А Гену я всё-таки понимаю. Что он тут имеет? Комнату в общежитии? Даже проводы негде устроить, тебя вон просит. Ему-то как раз и бежать из этого дурдома.

ФРАНТОВ. А куда он убежит из дурдома, который облачён в его тело и носит его имя?.. Готово, родная! Можешь делать салат. (Поднимается и на протяжении следующей речи Светланы шарит по кухне, приговаривая: «Да куда же я их ткнул?», пока не находит сигареты и спички за хлебницей на холодильнике.)

СВЕТЛАНА (приступив к салату, время от времени присматривает за тем, что готовится на плите). Останется испечь пиццу, принарядиться – и я готова. Хоть Гену провожать, хоть в Севастополь, хоть к твоему индейцу. А что, классно: мы едем в кибитке, запряжённой гнедым конём, да по прерии, да мимо ковбойских салунов, да мимо низких деревьев, да мимо гигантских кактусов! По пятнадцать метров в высоту! Нет, по сто пятнадцать! А ехать вдоль одного кактуса надо три дня!.. Слушай, а яиц-то на пиццу не осталось.  

ФРАНТОВ (зевнув и закурив). Сбегай на рынок. Тут три минуты ходу.

Звонит телефон.

(Снимает трубку). Да! А-а-а... Нет... У меня тут приятель за бугор улетает, провожаем на моей хазе... Нет, не могу, не я ведь гостей зову, а он! Завтра – да. Позвони с утра... Ну, что за блажь! Говорю тебе: сегодня я не хозяин! Но... (Видно, на том конце пошли гудки). Ой, бабы, бабы...

СВЕТЛАНА. Какие там бабы смеют звонить и расстраивать моего любимого?

ФРАНТОВ. Так, моя новая любовница.

СВЕТЛАНА. А-а-а... Ну, я побежала на рынок.

ФРАНТОВ. Вот так, в халатике?

СВЕТЛАНА. Здесь ведь три минуты ходу. (Чмокнув его, убегает).

ФРАНТОВ (ходит по кухне, курит). Только их встречи мне не хватало. Как в мыльных операх. Ой, бабы, бабы... Всё равно она, видите ли, придёт, ничего с моим приятелем не случится, переморгает... «Упрямее баб один баобаб, так он хоть растёт – и жить нам даёт, а баба снуёт, да редко даёт». Уф, фигня какая!

Звонок в дверь. Это пришёл ПРИЯТЕЛЬ.

ПРИЯТЕЛЬ. Ты один? А Светлана где?

ФРАНТОВ. Сейчас придут. Обе.

ПРИЯТЕЛЬ (находит на столе две картофелины и жонглирует ими). Ап, ап, ап! Лови! (Бросает одну Франтову, тот ловит и кладёт обратно на стол). Кто вторая? (Вертит в руках вторую картофелину).

ФРАНТОВ. Иннеса.

ПРИЯТЕЛЬ (жонглируя картофелиной и огурцом). Принцесса?

ФРАНТОВ. Модерновая женщина! В талии – оса, в глазах – стрекоза, легла в постель – скачет, как газель!

ПРИЯТЕЛЬ (роняет картофелину и огурец на пол, но не поднимает их, а начинает вертеть в руках кухонный нож). И как же ты их свёл обеих?

ФРАНТОВ. Сами свелись. Вернее, газель нарывается. Сама не зная, на что.

ПРИЯТЕЛЬ (с азартом). Думаешь, сцепятся?

ФРАНТОВ. И обе в меня вцепятся.

ПРИЯ ТЕЛЬ (с азартом). Ы-ы-ы!

ФРАНТОВ (махнув рукой). Э-э-э... Впервой, что ли, между крокодильшей и тигрицей оказываться? Разбросаем!

Звонок в дверь. Через полминуты на кухне, ошарашенно пятясь, появляется ФРАНТОВ, а следом – ИННА в домашнем халатике и с лотком яиц.

ИННА (ставит лоток на стол). Что это у вас овощи на полу валяются? (Поднимает картофелину и огурец).

ФРАНТОВ. В каком ты виде? Здесь будут гости. И... зачем эти яйца?

ИННА. Но ведь не хватило на пиццу!

ФРАНТОВ. Откуда ты знаешь? Объясни что-нибудь.

ИННА. Ещё не хватало, чтобы женщина не знала, что нужно её любимому!

ФРАНТОВ. Не на уровне же пиццы!

ИННА. На всех уровнях, мальчик мой. (Сияющая улыбка, от которой у Франтова дух захватывает).

ФРАНТОВ (обняв и часто целуя её, страстным речитативом). Какая скучища была без тебя, как хорошо, что ты пришла, какая ты ароматная, как часто дышишь в моих лапках, какая ты единственная...

ПРИЯТЕЛЬ. С интимом, может, повремените?

ФРАНТОВ (отпрянув от Инны, спокойно). Но почему ты в таком виде?

ИННА. Нарывалась на твой страстный речитатив. (Довольно). И нарвалась-таки.

ФРАНТОВ. Послушай... а ты не встречала на рынке ещё одной женщины в домашнем халатике?

ИННА (обыденно). Там все были в домашних халатиках и все покупали яйца.

ФРАНТОВ. Как, там больше ничего не продавалось?

ИННА. Продавалось много чего. А покупали все яйца.

ПРИЯТЕЛЬ (жонглируя яйцами). Это перед Пасхой.

ФРАНТОВ. Перед какой Пасхой? Сейчас август.

ПРИЯТЕЛЬ. Значит, перед следующей.

ФРАНТОВ (улыбаясь). Морочите мне мозги...

ПРИЯТЕЛЬ. Не смотри в мои мозги, не увидишь там ни зги... В твоём стиле, не правда ли?

ИННА. Ни капельки! Он философ, а у тебя в мозгах ни зги!

ПРИЯТЕЛЬ (прекращает жонглировать). Мы с вами пили брудершафт, мадам?

ФРАНТОВ. Генка, не ёрничай, не отпугивай женщину!

ПРИЯТЕЛЬ (он и не думал ёрничать). Но мы с ней действительно не пили брудершафт. Нам не только не налили, нас даже не представили. А, хозяин? Сгонял бы за бутылочкой, покуда суд да дело! До гостей ещё больше двух часов.

ФРАНТОВ. Щас ринусь! Открой одну со стола.

ПРИЯТЕЛЬ. Со стола нельзя, не хватит людям. Ты бы сгонял, а? Сухарика, а можно и мадерки или хереса.

ФРАНТОВ. Ты угощаешь?

ПРИЯТЕЛЬ. Я, что ли, хозяин? Давай, друг, уважь мою последнюю просьбу на родной земле. Не обеднеешь!

ФРАНТОВ (с неохотой). Ладно... (Ушёл).

ПРИЯТЕЛЬ (сел). Садитесь рядом на табуретку, познакомимся.

ИННА (неприветливо). Знакомы уже. (Но села).

ПРИЯТЕЛЬ. Классика учит: отослав приятеля за бутылкой, негодяй начинает приставать к его даме. Вот так. (Кладёт руку ей на ногу).

ИННА (не шевелясь, с улыбочкой). Убери клешню, пока не откусила.

ПРИЯТЕЛЬ (убрав руку). Но мне плевать на классику. И на вас вместе с ней. Я уже нездешний. Почти мистер Твистер. Поэтому могу сорить советами, не беспокоясь о том, прислушаются к ним или нет.

ИННА. Сорите в других местах. Здесь чужая квартира, нехорошо в ней мусорить.

ПРИЯТЕЛЬ (сидя, жонглирует коробкой спичек и пачкой сигарет). Не беда, на кухне ещё не прибрали. А ведь первая женщина в домашнем халате – тоже его любовница. Она вышла покупать яйца для пиццы и не вернулась.

ИННА (удивлённо). Куда же она делась?

ПРИЯТЕЛЬ. Когда вы позвонили, она ушла на рынок – и  не вернулась.

ИННА. Так надо её отыскать, позвонить ей, я совершенно не хотела...

ПРИЯТЕЛЬ. Я думаю, она уже купается в тёплой ванне, напитывая воду венозной кровью. Или глотает химический коктейль. Или наслаждается свободным парением с тринадцатого этажа.

ИННА. Да ты, оказывается, гнусь!

ПРИЯТЕЛЬ (прекратив жонглировать). Она его очень любила.

ИННА. Ты знаешь её телефон?

ПРИЯТЕЛЬ. Не-а. Виталька знает, но он не позвонит. Ушла – и ладно. Если б он интересовался судьбой всех своих любовниц, это бы стало делом его жизни... Так что предоставьте Светлане выбирать способы приобщения к раю и задумайтесь, как бы вам не повторить ту же траекторию. И тут совет такой опытной гнуси, как я, может оказаться ко двору. (Жонглируя дальше). Способ избежать горьких слёз – один.

ИННА. Ну-ка, ну-ка...

ПРИЯТЕЛЬ. Не «ну-ка, ну-ка», а набросить ему петлю на шею, стянуть и не отпускать, пока не согласится жениться на вас.

ИННА. Я думаю, что наша любовь...

ПРИЯТЕЛЬ (продолжает за неё)... сильнее всяких петель. Подобные фразы в этом доме я слышал чаще, чем собственное имя! Виталька – Дон-Жуан в неразбавленном виде. Пока он от вас без ума, вцепляйтесь ему в глотку и требуйте: или женишься на мне, или я уйду сейчас же, и проводи ночь со своим воображением! Вы увидите эффект! (Прекращает жонглировать). Если бы хоть одна баба послушалась моего совета, скольких бы трагедий удалось избежать!

ИННА. Циничная гнусь.

ПРИЯТЕЛЬ. Моё дело – предложить. Тем более, что вы-то как раз так и сделаете. Впервые мой плевок попадёт прямо в урну.

ИННА (флегматично). Рожу бы тебе исцарапать...

ПРИЯТЕЛЬ. Вы хотели сказать: личико поскрести? К вашим услугам. (Подставляет лицо).

Но тут входит ФРАНТОВ с бутылкой «Хереса».

ФРАНТОВ (ставит вино на стол). Опа! (Берёт нож, начинает открывать).

ИННА. Светлане позвони сначала.

ФРАНТОВ (открывая бутылку, Приятелю). Трепач и сплетник.

ПРИЯТЕЛЬ. Ошибаешься. Я не трепач и сплетник, а циничная гнусь.

ИННА (отбирает бутылку). Или телефон скажи. Я позвоню.

ФРАНТОВ. Вычитай в синей книжице у аппарата. Её фамилия на букву «ы».

ИННА (идёт к телефону, находит номер, набирает. Бутылка у неё в руке. Мужчины молча наблюдают). Алло! Это Светлана?.. А кто? Её сестра? А Светлану можно?.. Извините. (Вешает трубку). Светлана просила передать всем, кто будет её спрашивать, что она эмигрировала на север.

ПРИЯТЕЛЬ. Что это значит?

ИННА. Больше мне ничего не сказали.

ПРИЯТЕЛЬ. Она заморозила себя в холодильнике?

ФРАНТОВ. Нам с Инночкой только свободнее задышится. Девочка моя, я уже достал рюмки!

ИННА. За твоих бывших пассий! (Выливает вино в умывальник).

ПРИЯТЕЛЬ. Алле-ап! Вот теперь вы меня восхитили! (Целует Инне руку). И я позволю себе последнюю просьбу на родной земле. Через полтора часа прибудут гости. Если вы недалеко живёте, смените форму одежды, а?

ФРАНТОВ. Действительно, любимая, не стоит коробить публику.

ИННА. Раз вы оба так настаиваете... Я живу в трёх троллейбусных остановках. Обернусь мигом. (Целует Франтова и уходит).

ФРАНТОВ. Начнём потихоньку сервировать стол? (Делает движение к выходу из кухни).        

ПРИЯТЕЛЬ. Не спеши. Сядь на табуретку, покурим по старинке.

Сели, закурили.

ПРИЯТЕЛЬ. Норовистая, однако, у тебя газель.

ФРАНТОВ. Все они... Но на этой, наверное, надо сделать остановку. Остепениться, жениться и расплодиться. Эдак и старость в дугу согнёт, а когда же выполнять биологическое предназначение?

ПРИЯТЕЛЬ. Значит, я улетаю в Лос-Анджелес, не успев поприсутствовать на таком вселенском событии, как свадьба Виталия Франтова? Или это у тебя такой жареный юмор?

ФРАНТОВ. Не до юмора.

ПРИЯТЕЛЬ. Так остро захотелось очага? Домашнего огня?

ФРАНТОВ. Скорее, чего-то обратного. Надоели ночные языки пламени, потянуло потянуться на плоту по течению медленной и сладкой, как зевота, реки. То солнышко, то туча, а ты плывё-ёшь себе и плывё-ёшь...

ПРИЯТЕЛЬ (отложив курево, жонглирует коробкой сигарет и пачкой спичек). Ты вовремя заговорил о старости. Вот она!

ФРАНТОВ. Пускай так. Но я всегда старался не сдерживать себя в желаниях.

ПРИЯТЕЛЬ. Твоё дело. Но позволь мне последний совет на родной земле. Ты вульгарный тип и грязный альфонс, но у тебя душа из поплина. «Чванливый павлин не носит поплин. Но как хороша в поплине душа! Кичится павлин, пылится поплин...» Твоё?

ФРАНТОВ. А суть?

ПРИЯТЕЛЬ. Суть – не ртуть, не утечёт. Следи за мыслью. (Прекращает жонглировать, курит). Если тебе так приспичило жениться, верни из гроба или с севера, или откуда угодно Светлану. Она тоже сшита из чего-то поплинового или крепдешинового. А эта газель – из мешковины. Она вот-вот сама возьмёт тебя за глотку и скажет: « А ну женись на мне, милок, а не то!..»

ФРАНТОВ. Не сгущай. Инна – хорошая баба. Я уже в том возрасте, когда нужна просто хорошая баба. Со всеми вытекающими неприятностями. Светочкины широкие от любви глазки – как тридцать ложек сахара на стакан кофе.

ПРИЯТЕЛЬ. Твоё дело. Но если она не вцепится в глотку, клянусь здоровьем двух моих бывших жён, что вышлю тебе пять тысяч долларов. Ты дрянной человек, Виталька, но твой поплин сильнее твоего скотства. Он когда-нибудь победит. (Обняв друга за плечи). Друг ты мой поплиновый!

Звонок в дверь.

Открывай своей девочке! (Когда Франтов вышел). Яйца-то она купила, но готовит ли она пиццу?

Франтов возвращается с модерново одетой ИННОЙ. Затемнение. Когда сцена освещается, мы попадаем на ту же кухню поздним вечером. ИННА, всё такая же модерновая, моет посуду, а ФРАНТОВ вытирает её и складывает на столе.

ФРАНТОВ. Приближение ночи – моё любимое время суток.

ИННА. А я люблю раннее-раннее утро, в выходной. Полупроснёшься и балдеешь, что можно долго-долго понежиться, вздремнуть ещё. И любовь поутру хороша. Тёплая, бархатная, как речушка в этот же час.

ФРАНТОВ. Моё любимое время суток – приближение ночи. Всё впереди: и ласки, и огонь, и сладостный сон. Не сон – забытьё. Любимая рядом, она ещё одета, и я словно не знаю, что там, под покровами, словно угадываю её обнажённой...    

ИННА. А я люблю раннее-раннее утро.

Вдруг рюмочка выскальзывает из Инниных рук и разбивается.

ФРАНТОВ (с нежным укором). Вот кобыла... Она же хрустальная.

ИННА. Прости, она как-то сама вынырнула. Где у тебя веник?

ФРАНТОВ. Чёрт с ней, пускай лежит. Сама разбилась – сама и склеится. (Подходит к Инне, крепко обнимает и, целуя, говорит страстным речитативом). Я обожаю приближение наших ночей, девочка моя, газелька моя ненаглядная, как я не могу дождаться твоих ласк, твоего ароматного тела, твоих кусачих зубок, твоих царапающих коготков, твоих отплясывающих румбу ног, твоего...

ИННА (не спеша освобождается от его объятий. Строго). Сначала женись, а потом танцуй румбу. (Мягче). А то привык к гусарским победам...

ФРАНТОВ (опешил). К...какие победы? Что за юмор?

ИННА. Не юмор, а сарказм. Подадим документы, тогда и будем царапаться. А пока давай по-быстренькому домоем посуду и проводишь меня домой. (Щёлкнув его по носу, жалобно). К ма-амочке...

ФРАНТОВ. К...какая мамочка? К...какие документы? Мы что, первый день знакомы?

ИННА. Если не хочешь на мне жениться, можешь поискать себе другую газель.

ФРАНТОВ. Да хочу я на тебе жениться! (Пытается снова её обнять). Только сейчас не уходи, любимая, только сейчас не брось меня, не убей, не...

ИННА (отстраняясь). Вот после загса и не брошу. Мы моем посуду?

ФРАНТОВ (спокойно). В конце концов, катись ко всем чертям. Действительно, мало ли газелей?

ИННА (вдруг глаза её налились кровью, она вся задрожала – и закричала, зашипела, словно не по своей воле, словно в неё бес вселился). А дудки тебе! От меня не уйдёш-шь! Ш-ш-ш! Не увильнёш-шь! Ш-ш-ш! Или женишься, или умрёш-шь! Ш-ш-ш! Я дочь гюрзы, у меня ядовитая слюна! (Лизнула его в щёку). Ты целовал меня – и ты обречён! А ещё я дочь удава! Я  задуш-шу тебя прямо на этом грязном полу, на этих хрустальных осколках, на этой лужице разлитого вина! (Валит его не пол, вцепляется в глотку, а тот не может сопротивляться, только смотрит, как затравленный кролик). Ты жениш-шься на мне? Ш-ш-ш!

ФРАНТОВ (хрипит). Да...

ИННА. Клянись своим позвоночником!

ФРАНТОВ (хрипит). Клянусь...

ИННА (отпускает его, он медленно поднимется, а она как ни в чём не бывало продолжает мыть посуду). Тебе ведь не больно?

ФРАНТОВ. Нет, но при чём ко всему этому мой позвоночник?

ИННА (шутливо грозя мокрым пальчиком). А вот попробуй не жениться на мне – узнаешь!

ФРАНТОВ. Так ты не уйдёшь сегодня?

ИННА. Теперь нет. Ты же поклялся.

ФРАНТОВ (обрадовался). Оп-ля-ля! Как я обожаю приближение ночи!

ИННА (мечтательно). А я люблю раннее-раннее утро...  (Уходят из кухни в обнимочку).

Затемнение. Затем в приглушённом свете мы видим сидящих друг против друга ПРИЯТЕЛЯ и СВЕТЛАНУ.

ПРИЯТЕЛЬ (чем-то жонглирует, но чем – не разглядеть). Что бы вы делали, будь вы дочерью гюрзы и удава?

СВЕТЛАНА. Шипела бы в кустах.

ПРИЯТЕЛЬ. Вы скромная женщина. В кустах... Некоторые шипят на шее у возлюбленного.

СВЕТЛАНА. Нет-нет, так ведь и задушить можно. А с кем я поеду в Коацакоалькос?

                                                        3.

НЕБОГЛЯД, прикованный к постели, и СИДЕЛКА. Она читает ему.

СИДЕЛКА. «Нам ли, брошенным в пространстве, обречённым умереть, о прекрасном постоянстве и о верности жалеть?» Ты же всё это знаешь наизусть.

НЕБОГЛЯД. Люблю Мандельштама в твоём голосе.

СИДЕЛКА. «Я всё отдам за жизнь, мне так нужна забота. И спичка серная меня б согреть могла».

НЕБОГЛЯД. А вдруг Исландия – такая же мечта, как и Коацакоалькос?                       

СИДЕЛКА. Но не прилетает же она на облаке в форме Коацакоалькоса. Или хотя бы Мексики, Чили,—ты так и не выяснил, где это.

НЕБОГЛЯД. Ты думаешь, разгадка кроется в форме?

СИДЕЛКА. Наверное, и в форме тоже. Но в основном – в сути.

НЕБОГЛЯД. Но нам её не разгадать. Даже ты, выносящая за мной горшки, не хочешь ответить прямо и без обиняков: кто ты есмь?

СИДЕЛКА. Я сиделка.

НЕБОГЛЯД. Вот видишь... Тогда откуда ты знаешь о Коацакоалькосе?

СИДЕЛКА (смеясь). А вдруг я дочь гюрзы и удава?

НЕБОГЛЯД. Тем более ты не можешь знать!

СИДЕЛКА. Прочти лучше что-нибудь своё. А то ещё разволнуешься.

НЕБОГЛЯД. Я уже разволновался. Вот тебе за это кровавая мелодрама в шести строках! «Любовь и обман, картонный наган. Измят он и мал, но бьёт наповал. Хоть скомкан и мал, да бьёт наповал!» Вот и сумерки. Она сегодня не прилетела.

СИДЕЛКА. Может, завтра на рассвете?

НЕБОГЛЯД. Люблю раннее утро. Ждёшь облачного дня, угадываешь сюжеты. Сегодня плыла ветхая хижина, а на её крыше плясала на одной ноге балерина. Следом гнался какой-то чёртик на чёрной тучке, а впереди уплывал деревянный солдатик на белом облачке...  Не иначе, на небе кто-то читал Андерсена.

СИДЕЛКА. А мне нравится приближение ночи. Вот-вот наступит покой... А завтра... Лежишь, засыпаешь и фантазируешь завтрашний день.

НЕБОГЛЯД. Давай поиграем перед сном.

СИДЕЛКА. В города?

НЕБОГЛЯД. Нет, в ассоциации. Ты называешь слово или фразу, я ассоциацию, потом наоборот. Кто первым задумался, –  проиграл.

СИДЕЛКА. Пицца!

НЕБОГЛЯД. Весь рынок в домашних халатиках!.. Удав!

СИДЕЛКА. Любовь гюрзы!.. А вот посложнее: лось!

НЕБОГЛЯД. Анджелес!.. Ещё сложнее: «Херес»!

СИДЕЛКА. Умывальник!.. А такое: синий кит!

Небогляд задумался.

(Хлопая в ладоши). Проиграл, проиграл!

НЕБОГЛЯД. Не было ведь синего кита.

СИДЕЛКА. А остальное—было?

НЕБОГЛЯД. Было.

СИДЕЛКА. Ты уверен?

НЕБОГЛЯД. Уверен.

СИДЕЛКА. А синего кита не было?

НЕБОГЛЯД. Не было.

СИДЕЛКА. А будет?

НЕБОГЛЯД. Не знаю.

СИДЕЛКА. Ты уверен?

НЕБОГЛЯД. В чём?

СИДЕЛКА. Ну, давай тогда сходим на горшочек и будем спать.

НЕБОГЛЯД. А синий кит?

СИДЕЛКА. «Чудес с высоты не видят киты...»

НЕБОГЛЯД (подхватывает игру). «Но часто стрелой летят под водой. Ах, синей стрелой – под синей водой!»

Оба смеются заливисто, как дети.

                                       А Н Т Р А К Т

                                        Действие 2.

                                                   4.

НЕБОГЛЯД (разговаривая с невидимой женщиной на облаке). Ну, хоть на один вопрос ты мне можешь ответить? На один-единственный. Правда, ты дочь гюрзы и удава? Или была ею... Что значит: всё на свете одновременно и правда, и ложь?.. Ну да, конечно: достаточно того, что ты меня любишь и приплываешь сюда практически каждый день. Или это тоже одновременно и правда, и ложь? Нетушки, это факт, и это только правда!.. Как – отчасти? Вспомнить – о ком? О синем ките? В конце концов, откуда тебе знать о синем ките?.. Ты права: а откуда сиделке знать о Коацакоалькосе? Стоп! Откуда тебе знать о сиделке? Я никогда не говорил. Ты случайно увидела её в окно?.. Да, конечно: достаточно того, что ты меня любишь. Мы будем танцевать?.. Какие стихи? Да-да, я посвятил тебе стихи. Вот они. «Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь»... Ты говоришь: замечательные шесть строчек? И... э-э, куда же ты? А танец? Девочка моя, не уплывай за горизонт! (Как дитя). Хочу танцевать, танцевать, танцевать! (Плачет).

Появляется СИДЕЛКА.

СИДЕЛКА (гладит его по голове и успокаивает, как ребёнка). Не плачь, мой мальчик маленький, в следующий раз она обязательно потанцует с тобой. Просто ей не хотелось или было некогда. Не сердись на нас...

НЕБОГЛЯД (успокаиваясь). А ты здесь причём?

СИДЕЛКА. Я всегда причём, когда тебе грустно. Чем развлечь тебя, малыш?

НЕБОГЛЯД. Чудовищно: она уже знает о синем ките! Но ведь прошла всего одна ночь! И о тебе она знает. Вы, наверное, тайно контачите?

СИДЕЛКА. Нет, милый. Просто с облака больше видно.

НЕБОГЛЯД. Ей, наверное, не понравились мои стихи.

СИДЕЛКА. Не думаю. Почти не сомневаюсь, что она куда-то торопилась.

НЕБОГЛЯД. Она всё время говорит, что меня любит.

СИДЕЛКА. Как нам тебя не любить?

НЕБОГЛЯД. Опять «нам»? Признайся: вы в тайном сговоре! И скажи мне, кто она?

СИДЕЛКА. Женщина на облаке-Исландии. Больше я ничего не знаю. Клянусь, я её ни разу не видела. И она меня, думаю, не замечала. Но раз и она тебя любит, и я тебя люблю, существуем «мы». Это «мы» неразрывно, оно сцементировано намертво.

НЕБОГЛЯД. Чем же, чем?

СИДЕЛКА. Вот глупыш! Любовью к тебе, чем ещё? Поэтому нечего удивляться, что мы обе знаем и о синем ките, и о Коацакоалькосе, и о пицце, и мало ли о чём!

Звонок в дверь. Сиделка вздрогнула, руки Небогляда тоже.

НЕБОГЛЯД. Не открывай. Это ошибка. Сюда некому приходить.

Звонок.

Никого нет дома. Этот дом вообще пуст. Здесь никто не живёт.

Звонок.

Они зря звонят. С тем же успехом можно звонить в могилу.

Звонок.

СИДЕЛКА. Всё-таки пойду, шугану. (Быстро выходит, Небогляд не успевает её остановить).

НЕБОГЛЯД (вслед). Не смей!

Но уже где-то щёлкает замок, слышится неясный разговор.

ГОЛОС СИДЕЛКИ. Я его не знаю, но это к тебе, родной!

НЕБОГЛЯД (обречённо). Проси.

В комнату вслед за СИДЕЛКОЙ входит ФРАНТОВ.

ФРАНТОВ (лежащему). Ты-то меня признаёшь?

НЕБОГЛЯД. Знаете, сразу оно как-то трудно... Назовите себя, может, я вспомню...

ФРАНТОВ. Виталий Франтов.

НЕБОГЛЯД (берёт с тумбочки фото, вертит в руках). Отзвук знакомый... Но где мы встречались? Когда? Напомните, пожалуйста...

ФРАНТОВ. Пускай нас оставят посторонние.

СИДЕЛКА. Э-э, нет, господин хороший! Он прикован к постели, беспомощен, я его единственная защита. Гоните меня хоть оба, а я шагу не сделаю из комнаты. Или говорите при мне, или... нам и без вас было неплохо!

НЕБОГЛЯД. Спокойно, девочка моя, я тебя не гоню.

ФРАНТОВ. Вот у вас на фотографии Светлана с фамилией на букву «ы».

НЕБОГЛЯД (повернул снимок в руках). А так?

ФРАНТОВ. Что за чёрт! Инночка-газель...

НЕБОГЛЯД. Это фотография-мигалка. Но вы снова называете неведомые мне имена.

ФРАНТОВ. Тогда кто же здесь запечатлён?

НЕБОГЛЯД. Вы же видели...

ФРАНТОВ. Ты хочешь сказать, что этих женщин зовут иначе?

НЕБОГЛЯД. Если это женщины и их вообще как-то зовут.

СИДЕЛКА. Тут всё зависит от того, кто смотрит.

ФРАНТОВ. Меня зовут Виталий Франтов.

НЕБОГЛЯД. Как интересно!

ФРАНТОВ. Ты ведь врёшь, что не узнал, кто я!

НЕБОГЛЯД. Я иду, пока вру, ты идёшь, пока врёшь, все идут, пока врут...

ФРАНТОВ. Ладно. Слушай тогда. «Чванливый павлин не носит поплин. Но как хороша в поплине душа! Кичится павлин, пылится поплин».

НЕБОГЛЯД. А, понял! Вы пропагандируете современную поэзию. Хотите уговорить меня на покупку какой-нибудь книжицы с подобной абракадаброй. Уж не вашей ли?

ФРАНТОВ. Вот, значит, как?

В дверях возникает силуэт СВЕТЛАНЫ.

СВЕТЛАНА. А как ты думал? (Исчезает).

ФРАНТОВ (не без дрожи в голосе, Сиделке). Выпустите меня отсюда!

СИДЕЛКА. С превеликой радостью. (Уходит с Франтовым. Снова щёлкает замок. Вскоре она возвращается). Ходят тут всякие...

Оба смеются.

                                                  5.

Гиблое место. Видимо, какой-то пустырь или край леса, а скорее всего, болото, ибо со всех сторон от земли поднимается пар. Да такой густой, что фигуры ссорящихся ВЕЩУНЬИ и ГЛАЗА едва проступают. Поодаль переминается с ноги на ногу ФРАНТОВ, тоже окутанный паром.

ГЛАЗ (размахивая костылём). Уйми своё помело, ведьма! Что ты болтаешь им, как ветер тряпкой? Что ты, скажи, можешь напророчить? Ты же главного в человеке не смотришь! Ты же, ведьма, в глаза ему не смотришь!

ВЕЩУНЬЯ (нацелясь пальцами ему в глаза). А чтоб они у тебя самого повылазили! Старый шарлатан! Я человека всего целиком вижу, судьбу его вижу, а не какие-то отдельные части: нос, глаза или ухо! Ты бы ещё по кобчику судьбу определял, старый шарлатан!

ГЛАЗ (размахивая). Да что ты, ведьма, сегодня такая не в меру остроумная? Как бы я тебя по кобчику да вот этим самым костылём не протянул! (К зрителям). Ведь глаза – единственное, что не врёт в человеке. Вот хотите, милые дамы, я определю ваш возраст с точностью до одного дня? И только по глазам! Хихикаете? То-то! А хотите, уважаемые господа, я скажу, у кого в глазах смерть скорая написана? Поёживаетесь? То-то!

ВЕЩУНЬЯ. Да не морочь ты людям глаза... тьфу, заговорил, старый шарлатан... не морочь

ты людям головы! (Надвигается на него, целясь пальцами в глаза). Ух, я таки их выцарапаю!

ГЛАЗ (испуганно отступая). Но-но-но! Эй ты, ведьма, это уже не смешно!

ВЕЩУНЬЯ (нацеливается). Ум, выцарапаю, ум, как я их выцарапаю!

Вдруг, буквально откуда ни возьмись, возникает ПРИЯТЕЛЬ в пёстром цирковом  плаще.

ПРИЯТЕЛЬ. Цыц, поганки! (Глаз и Вещунья оторопевают, а затем вытягиваются в струнку). Вы зачем человека сюда привели на ночь глядя?

ГЛАЗ. Понимаете, босс, я увидел в его глазах нечто такое, о чём можно сказать только в этом месте. Мы шли себе спокойно, как вдруг эта ведьма увязалась.

ВЕЩУНЬЯ. Он врёт, шеф, он же старый шарлатан! Но я-то стреляная воробьиха, меня на мякине не проведёшь. Я  и пошла, чтобы человеку правду сказать: морочит, дескать, тебя этот жулик, а я-таки всё как есть расскажу.

ГЛАЗ. Вы только послушайте, босс, эту самоуверенную острячку!

ВЕЩУНЬЯ. Вы только взгляните, шеф, на морду этого безобразного мошенника!

ПРИЯТЕЛЬ. Цыц оба!

ГЛАЗ. Но, босс...

ВЕЩУНЬЯ. Но, шеф...

ПРИЯТЕЛЬ. Цыц! Смирно, исчадия! Глаз, подойди к человеку и скажи, что хотел сказать.

ВЕЩУНЬЯ (ворчит). Ну, конечно. Глаз подойди, Глаз скажи... Мужская солидарность!

ПРИЯТЕЛЬ (угрожающе). Ты что-то бормочешь, бабушка?

ВЕЩУНЬЯ. Да это я так, крокодилов считаю...

ПРИЯТЕЛЬ. Говори, Глаз!

ФРАНТОВ. Спасибо тебе, Геночка, а то я совсем перепугался, думал дёру дать, а ноги словно ватные...

ПРИЯТЕЛЬ. Видите, поганки, человек с вами уже начал с ума сходить. Меня, повелителя всех исчадий, великого мага Жонглёра, называет Геночкой! Разжалую обоих: одного в знахари, другую в повитухи. Говори, Глаз!

ГЛАЗ (вперившись в очи Франтову. Тому явно неуютно, но отвести взгляд не в его власти). В твоих глазах – неподвижность. И в то же время ожидание... нет, неизбежность чего-то светлого, чистого, загадочного. Видимо, это какая-то большая любовь. Но испытать её ты можешь только в единении с неподвижностью. Такова уж твоя кисло-сладкая судьбина.

ФРАНТОВ. А конкретнее можно? Без туману?

ГЛАЗ. Огромное движение души при неподвижности тела.

ПРИЯТЕЛЬ. Ты ведь так и не женился на Инне. А ведь клялся своим позвоночником.

ФРАНТОВ. Бредни всё это, будь ты хоть Геночкой, хоть магом Жонглёром! Я теперь так осторожен, что скорее рожу, чем упаду.

ПРИЯТЕЛЬ. Падать не обязательно. Ты можешь в одно прекрасное утро проснуться с переломанным позвоночником.

ГЛАЗ. И с огромным движением души.

ВЕЩУНЬЯ. Врут. Оба врут.

ПРИЯТЕЛЬ (свирепея). В повитухи!

ВЕЩУНЬЯ. Пускай я стану повитухой, но я скажу, как всё на самом деле будет.

ГЛАЗ. Заткни её, босс!

ПРИЯТЕЛЬ. Нет, зачем же? Повитуху можно и послушать: пущай выговорится с горя...

ВЕЩУНЬЯ (Франтову). Когда ты сломаешь позвоночник...

ФРАНТОВ. Опять?!

ВЕЩУНЬЯ. Почему «опять»? Ты его лишь один раз сломаешь. Только потом не будет ничего (передразнивая Глаза) «светлого, чистого, загадочного». Будет сплошная неопределённость, сумасшедший дом, путаница чувств и воспоминаний. И никакая «большая любовь» не избавит от мучений, от бесконечных вопросов без ответов, от долгих дней и ночей лицом к потолку, которым нет конца, нет конца, нет конца!

ФРАНТОВ. Уберите эту злую ведьму! Я хочу слушать Глаза!

ГЛАЗ. Она просто помешалась от злобы. Всё будет, как я сказал, ибо любовь сильнее всех этих мелочей, о которых она шипела своим змеиным языком. Ибо любовь – царица чувств. А чувства, в отличие от людей, денег, эпох не знают смерти, не подвержены инфляции и никогда не сменяются. Испокон веков.

ВЕЩУНЬЯ (сплюнув). Философ-утешитель!

ГЛАЗ (не обращая на неё внимания). После нашей смерти тело разлагается, а мы продолжаем жить благодаря чувствам.

ФРАНТОВ. А разум?

ГЛАЗ. Разум – это тоже чувство. Чувство поиска и любознательности. Так что не верь этой ведьме. Тебя ждут огромные движения души и светлая кончина. Может, эта кончина и будет венцом любви, самым радостным аккордом твоей жизни.

Внезапно так же неожиданно, как в своё время Приятель, возникает СВЕТЛАНА в домашнем халатике.

СВЕТЛАНА. Синий Кит разрешил.

ПРИЯТЕЛЬ. Вот как? (Франтову). Тогда слушай меня внимательно. Синий Кит, повелитель Океана, откуда вышло всё живое на Земле, позволил тебе совершить перемещение во времени. Ты имеешь возможность узреть себя через несколько лет, лежащего со сломанным позвоночником. Но я не уверен, захочешь ли ты завтрашний признавать себя нынешнего. Ибо то будет другой человек, охваченный иными мыслями и чувствами.

ФРАНТОВ. Уж себя-то я как-нибудь разговорю! А лишаться возможности проделать такой фокус? Я чересчур люблю острые ощущения.

ПРИЯТЕЛЬ. Во всяком случае, ты убедишься, что мы тебя не морочим, а предупреждаем, как врачи пациента.

ГЛАЗ. Не торопись. Ты ведь заявишься в дом к человеку, который не хочет тебя видеть.

ФРАНТОВ. А чихать!

ВЕЩУНЬЯ. Чихать, чихать! Не упускай случая. Прогуляться по времени при жизни, – такое не каждому выпадает.

ГЛАЗ. Неужто ты послушаешься совета этой змеи?

ФРАНТОВ. Сказал же: чихать! Обожаю острые ощущения!

СВЕТЛАНА. И Синий Кит разрешил.

ПРИЯТЕЛЬ. Он сказал, как это должно произойти?

СВЕТЛАНА. Да. Прежде всего, вы должны оставить нас вдвоём.

ПРИЯТЕЛЬ. Это ещё зачем?

СВЕТЛАНА. Иначе ничего не получится. Так что растворяйтесь потихонечку.

ПРИЯТЕЛЬ. А ни за что!

 Слышится раскат грома.

СВЕТЛАНА. А Синий Кит уже раздражён.

ПРИЯТЕЛЬ (с неохотой). Ладно, исчадия, исчезаем. (Исчезает вместе с Вещуньей и Глазом).

СВЕТЛАНА (бросается на шею Франтову). Запомни и никогда не забудь: Исландия уплывёт за горизонт, но когда-нибудь вместе с тобой. Я не знаю, кто на ней будет: может, я, может, полу-я, а может, и вовсе не я. Исландия – это север, а мы мечтали о южном, о знойном Коацакоалькосе. (Отстранившись, словно пытаясь развести руками пар у его лица). Не обижайся, любимый, но ведь правда, что ты предал нашу Мексику, наше Чили? Ты отправил меня на север вот так, в домашнем халатике. А на севере я беспомощна, Исландия мне не принадлежит. Но ты не оставил выбора...

ФРАНТОВ. Я ничего не понимаю. Какая Исландия?

СВЕТЛАНА (посуровев и сцепив руки в замок). Тогда займёмся делом. Как тебе ни противно, но ты должен будешь поцеловать меня так крепко, как только умеешь целовать женщин. После этого поворачивайся ко мне спиной и иди, не оглядываясь, к своему дому. Не отпирай дверь ключом, а позвони. Он будет там. Не станем мешкать и испытывать терпение Синего Кита.

Они долго и крепко целуются. Затем Франтов поворачивается спиной к Светлане и быстро уходит.

(Покачиваясь, обхватив руками виски). Как хорошо, как хорошо, как хорошо...

Затемнение. Во тьме все действующие лица пьесы, кроме Небогляда и Сиделки, водят хоровод. В центре – маленький кружок света. Время от времени один из персонажей входит в него, говорит реплику и вновь включается в общее движение. Звучит какое-то знойное ретро (лучше всего, старое танго). Когда кто-то начинает говорить, оно почти стихает. Реплики таковы.

ФРАНТОВ (нервно куря). «На улице свет, а улицы нет. На улице дождь – и улица сплошь. Где темень и дождь, –  там улица сплошь».

СВЕТЛАНА (кутаясь в домашний халатик). Не обижайся, любимый, но ведь правда, что ты предал нашу Мексику, наше Чили?

ФРАНТОВ (нервно куря). «Чудес с высоты не видят кроты, но часто стрелой летят под землёй. Ах, чёрной стрелой – под чёрной землёй»!

ПРИЯТЕЛЬ (жонглируя яйцами). Синий Кит, повелитель Океана, откуда вышло всё живое на Земле, позволил тебе совершить перемещение во времени.

ФРАНТОВ (нервно куря). «Есть дно у глубин, есть пик у вершин. А мне-то нужна – без пика и дна, что глубже вершин, что выше глубин»!

ВЕЩУНЬЯ (делая пальцами «козу»). Нет конца, нет конца, нет конца!

ФРАНТОВ (нервно куря). «Чванливый павлин не носит поплин. Но как хороша в поплине душа! Кичится павлин, пылится поплин».

ГЛАЗ (поигрывая костылём). Огромное движение души при недвижности тела. Такова уж твоя кисло-сладкая судьбина.

ФРАНТОВ (нервно куря). «Любовь и обман, картонный наган. Измят он и мал, но бьёт наповал. Хоть скомкан и мал, да бьёт наповал»!

ИННА (шутливо грозя пальчиком). А ты попробуй не жениться на мне, – узнаешь!

ФРАНТОВ (задумчиво, с сигаретой в отведённой руке). «Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь».

                                                 6.

НЕБОГЛЯД дремлет, СИДЕЛКА рядом читает книгу.

НЕБОГЛЯД (просыпаясь, зовёт). Девочка моя!

СИДЕЛКА (быстро кладёт книгу на тумбочку). Я здесь, родной!       

НЕБОГЛЯД (сияя). Теперь я всё знаю.

СИДЕЛКА. Что?

НЕБОГЛЯД. Всё. О ней, о тебе, об этом странном мужчине, что приходил сегодня утром. А ещё о пицце, о домашних халатиках, о Коацакоалькосе, о синем ките.

СИДЕЛКА. Что же тебе обо всех нас привиделось?

НЕБОГЛЯД. Привиделось? Как бы не так. Мне абсолютно ничего не снилось. Точнее, я не помню, чтобы мне что-то снилось. Я  проснулся и понял, что всё знаю. Понял тотчас, мгновенно.

СИДЕЛКА. Рассказывай же!

НЕБОГЛЯД. Рассказывать? А вы мне о себе рассказывали? (Передразнивает). «Я сиделка, мой мальчик, я сиделка...»

СИДЕЛКА. Так я и есть сиделка.

НЕБОГЛЯД (с ехидцей). Конечно, кем же тебе ещё быть? Нетушки, я всё, всё расшифровал, да только шифр-то у меня в мозгу, а вам его не узнать. Более того, мне известно, что произойдёт через полчаса. (Опять погружается в дрёму, но всего на полминутки. Проснувшись ). Девочка моя!

СИДЕЛКА. Я здесь! Так что там произойдёт через полчаса?

НЕБОГЛЯД (удивлённо). Через полчаса? А что должно произойти через полчаса?
СИДЕЛКА. Ты меня спрашиваешь? Это ты, кажется, кричал, что всё обо всех знаешь.

НЕБОГЛЯД. Всё обо всех знать невозможно, я не мог кричать такие глупости. Ты, бедненькая, никак, вздремнула у моей постели?

СИДЕЛКА (с лёгкой обидой). Вероятно.

НЕБОГЛЯД. Ты молчишь?

СИДЕЛКА. Нет, я пою. «Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж»!

НЕБОГЛЯД (без иронии). Как хорошо поёшь! А я вот  не умею. (Напрягает голос, пытается вытянуть). «Мой совет: до обрученья не целуй его!» (Закашлялся). Дыхание не то.

СИДЕЛКА. М-да, мальчик мой, у тебя лучше получается играть в города.

НЕБОГЛЯД. Или в ассоциации.

СИДЕЛКА. Нет, в ассоциации ты проигрываешь, как только дело доходит до синего кита.

НЕБОГЛЯД. Теперь не проиграл бы.

СИДЕЛКА. Ну, вот я говорю: синий кит!

НЕБОГЛЯД. Исландия уплывает за горизонт!

СИДЕЛКА. Не поняла.

НЕБОГЛЯД. Разве ты не знаешь, что синие киты обитают по преимуществу в северных морях?

СИДЕЛКА. А ведь лукавишь!

НЕБОГЛЯД. У тебя учусь.

СИДЕЛКА. Ладно. А если я скажу: эта комната через полчаса! Твоя ассоциация?

НЕБОГЛЯД (рассмеявшись). Исландия уплывает за горизонт!

СИДЕЛКА. А я?

НЕБОГЛЯД. Достаточно того, что я тебя люблю.

СИДЕЛКА. Может, для кого-то и достаточно... Но ответь мне на последнее задание...

НЕБОГЛЯД.  Э-э, нет, теперь я загадываю! Дочь гюрзы и удава. Твоя ассоциация?

СИДЕЛКА. Я ничего не знаю. Сдаюсь. Расскажи лучше об облаках.

НЕБОГЛЯД. Сегодня они сплошь бесформенные. Или это я разучился по ним читать?

СИДЕЛКА. Разве ты мог разучиться?

НЕБОГЛЯД (эхом). Разве я мог разучиться?

СИДЕЛКА. А если нам вглядеться вместе?

НЕБОГЛЯД (эхом). А если нам вглядеться вместе?

СИДЕЛКА. Видишь, плывёт двугорбый верблюд? Он навьючен тюками.

НЕБОГЛЯД. Целый караван верблюдов!

СИДЕЛКА. Да нет же, один верблюд.

НЕБОГЛЯД. И они плывут друг за другом, рассекая океанскую глубь, и вот они становятся в ряд. Теснее, теснее; носы задних касаются хвостов передних, они замыкаются в кольцо, в огромное кольцо! Да глянь, это не просто кольцо, это целый хоровод! Гигантский хоровод синих верблюдов... двугорбых китов вокруг какого-то острова. (Ликуя). Да это же Исландия! Исландия! Исландия!

СИДЕЛКА. Мне уйти?

НЕБОГЛЯД. Убежать, улететь!

Сиделка быстро выходит.

(Обращаясь к невидимой женщине за окном). Ты пришла пригласить меня на танец?.. Не угадал? А можно угадывать? Если угадаю, ты скажешь правду? Ты пришла, чтобы я почитал тебе свои стихи?.. Нет? Ты пришла, чтобы объяснить мне, кто ты?.. Не совсем? Тогда я сдаюсь. Впрочем, может, ты пришла просто побыть со мной?.. Теплее?.. Как, как? Не ты со мной, а я с тобой?.. Покатаемся на облаке? (Встаёт с постели, подходит к окну). А прогулка будет долгой? Может, мне деться потеплее?.. Хотя ты права: одежда не понадобится. Достаточно того, что ты меня любишь. (Протягивает руку невидимке и исчезает за окном).

Затемнение. Когда зажигается свет, мы видим ту же комнату, но кровать пуста и аккуратно застелена, с тумбочки всё убрано. На стульчике присела ИННА. СВЕТЛАНА стоит, опершись на подоконник. На краешке кровати пристроилась СИДЕЛКА в белом халате. Входит  ПРИЯТЕЛЬ.

ПРИЯТЕЛЬ. Через десять минут можно ехать. Тело уже в машине, сейчас оформят свидетельство о смерти – и повезём. С минуты на минуту сюда должны подойти главврач и Андрей Матвеевич. А, вот и они!

Заходят ГЛАЗ и ВЕЩУНЬЯ в белых халатах.

ГЛАЗ. Скоро поедете.

ИННА. Андрей Матвеевич, спасибо вам огромное за присмотр, за заботу...

ГЛАЗ. Что вы, это же моя работа. Вон её благодарите. (Указывает на Сиделку).

ВЕЩУНЬЯ. Вашему другу повезло. Андрей Матвеевич – лучший лечащий врач в нашей клинике, а Ирина – одна из самых заботливых медсестёр.

СВЕТЛАНА (вздохнув). Если бы его спасли...

ВЕЩУНЬЯ. Увы, это было не в наших силах. Полный мутизм – видимо, вследствие болевого шока.

ГЛАЗ. Вообще-то, такое бывает излечимым. Но здесь имели место необратимые нарушения мозговой деятельности. Мы пытались его разговорить, но безрезультатно. Ирочка, он ведь так и не сказал ни слова до самой кончины?

СИДЕЛКА. Нет. Но мне кажется, он, как поступил сюда, всё время о чём-то напряжённо думал. Смотрит в окно или на фотографию, а сам себе на уме. Я заменила фотографию, когда он спал. Сначала там был ваш снимок (указала взглядом на Светлану), а подсунула открытку с изображением синего кита. Думала, заговорит, возмутится. Нет, как ни в чём не бывало: смотрит и думает.

СВЕТЛАНА. Знать бы, что видел Виталик Франтов перед тем, как уйти...

ВЕЩУНЬЯ. Думаю, если и видел что, так какие-то аномальные картины, галлюцинации.

СВЕТЛАНА. Он, наверное, сочинял стихи. Виталик когда-то писал стихи. Забавные шестистишия.

СИДЕЛКА. Чуть не забыла! В кармане его рубашки нашли листок со стихами. Положили на тумбочку, но больной его сразу сбросил, а я подняла и спрятала. (Достаёт из халата измятый листок). Вот.

ИННА (берёт, читает). «Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь. Не знаю я слов, но верю в любовь». Похоже, это написано перед самой травмой.

Светлана, заплакав, быстро выходит из палаты.

ПРИЯТЕЛЬ. Света очень его любила.

ГЛАЗ. Наверное, и он её?

ПРИЯТЕЛЬ. Между нами говоря, Виталя вообще вряд ли кого-нибудь любил. Он, не о покойном будь сказано, был изрядным донжуаном. Просто на Светлане цепь его... подруг прервалась. Ну, а она уверена, что уж с ней-то Виталик довёл бы всё до законного брака.

ИННА. Да ни в чём она не уверена! Любила – и всё. Его трудно было не любить.

ПРИЯТЕЛЬ. Слышите? Поэтому я и не показывал ему мою Инночку до нашей свадьбы. На свадьбе увидел, глазки заблестели, да и она, слышу, задышала неровно, ко мне тут же прильнула: вот-де как я тебя обожаю страстно!

ИННА (взъерошив мужу волосы). Трепач трепачом. Хоть бы сегодня угомонился! Тем более, что через год после нашей свадьбы и случилась беда с Виталиком. Как раз когда ты вернулся с гастролей в Лос-Анджелесе. К тому же, он всегда вёл себя со мной очень сдержанно.

ПРИЯТЕЛЬ. На том и порешим.

ВЕЩУНЬЯ. Ира, узнайте насчёт свидетельства.

СИДЕЛКА. Сейчас спрошу. (Вышла).

Зашла СВЕТЛАНА. Глаза красные.

СВЕТЛАНА. Простите меня. Но ведь это он мне посвятил? Как ты думаешь, Ген?

ПРИЯТЕЛЬ. Не сомневаюсь.

ИННА. Конечно, тебе. Кому ещё? Держи! (Отдаёт ей листок).

СВЕТЛАНА. Значит... значит, я успела пробудить в нём веру в любовь?

ГЛАЗ. Это не удивительно. Такая преданная женщина, как вы...

СВЕТЛАНА. Спасибо. Но вы же не знали его! Он был таким шебутным... Но (размахивая листком) меня любил по-настоящему! Правда, Ген?

ПРИЯТЕЛЬ. Конечно, Светик.

СВЕТЛАНА (плача). Зачем он ушёл от нашего счастья, глупыш?

ГЛАЗ. Ну-ну, ему теперь лучше, чем было ещё вчера. И лучше, чем нам. Успокойтесь.

Заходит СИДЕЛКА с документами.

СИДЕЛКА. Вот, Андрей Матвеевич, подпишите. (Вещунье). И вы, пожалуйста. Всё, можно ехать. А палату надо готовить под нового больного.

ВЕЩУНЬЯ. Кто-то прибыл?

СИДЕЛКА. Да, только что привезли, вас ищут. Вот паспорт нашли.

ВЕЩУНЬЯ (читает паспорт). Франтов Виталий Иванович... Интересная фамилия... А что с ним?

СИДЕЛКА. Кажется, перелом позвоночника и полный мутизм вследствие болевого шока. Но вы лучше сами посмотрите.

ВЕЩУНЬЯ. Конечно, посмотрю. (Вздохнув). Нет конца, нет конца, нет конца...

СВЕТЛАНА (качая головой, с опаской). Что же теперь скажет Синий Кит?

                                З А Н А В Е С

                                                                      24 июля 1995.